Из земли Владимирской, из славного города Мурома, из села Карачарова собирается снаряжается удалой добрый молодец, старый казак Илья Муромец. Не в дальнюю дорогу, не в ближнюю — ко славному городу Киеву, ко солнышко-князю Владимиру.
Кладёт Илья заповедь великую:
— Простоять мне дома заутреню, да поспеть в Киев к обедне; да не брать мне ни тугого лука с налучниками, ни калёных стрел с колчанами, не вязать мне крепких палиц на бедро, не кровавить руки своей богатырской.
Пошёл Илья к ранней заутрене воскресной, простоял он заутреню. Потом пошёл он в стойла конные, брал своего добра коня, не уздана, не сёдлана, да выводил коня на широкий двор. Стал Илья своего коня уздать да седлать: клал он мягкие потнички, на потнички — войлочки, на войлочки клал новое седло черкасское, затягивал двенадцатью подпругами, да натягивал подпругу тринадцатую продольную — не для красы-басы, а ради укрепы богатырской.
Подпруги те были шёлка гладкого, шпильки-пряжечки — красна золота, стремена — булата заморского. Шёлк тот не трётся, не рвётся, булат не гнётся, красно золото не ржавеет.
Пошёл Илья в светлу горенку, надевал платье дорожное, молился иконам чудотворным — Спасу да Пречистой Богородице. А оружия брал он с собой один тугой лук разрывчатый, одну только стрелку калёную, не для красы-басы, а ради обороны богатырской.
Прощался Илья с батюшкой, прощался с матушкой, садился на добра коня: видели молодца сядучи, да не видели едучи. Поскакал Илья в стольный Киев-град.
Как выехал Илья в чисто поле, услыхал в стороне шум да гам великие. Услыхал Илья и думает:
— Вот не поеду я на шум да гам, а поеду в стольный Киев-град, к светлому князю Владимиру. Как заведёт Владимир столованье-почестной пир для удалых добрых молодцев, да как станут добры молодцы силой хвалиться, да делами богатырскими хвастаться — а мне и похвастать нечем будет.
Поворотил Илья добра коня, да поехал на шум-гам. Приехал Илья к городу Чернигову и видит: стоит у города сила поганая, стоят той силы многие тысячи, стоят пановья-улановья, бурзы-мурзы — поганые татарове.
В пару-дыму их лошадином днём не видно красна солнышка, ночью не видно светла месяца. Серому волку ту силу не обскакать, чёрному ворону не облететь.
Остановил Илья Муромец коня богатырского, да призадумался. От силушки отъехать не хочется, а на силушку кинуться не с чем — не взято оружия богатырского, да не хочется кровавить руки своей. Подумал Илья думу крепкую:
— Всяк человек заповедь кладывает, да не всяк её исполняет.
Спускался Илья с добра коня, рвал левой рукой сырой дуб крякновистый, привязывал к левому булатному стремени. Рвал он правой рукой другой сырой дуб, да брал его в правую руку.
Разгорелось тут сердце молодецкое, напустился Илья на поганых татаровей, начал дубом помахивать, конём татар потаптывать. Куда махнёт Илья — там улица, перевернёт — переулочек. Не столько сам бил, сколько конём топтал.
Побил Илья всех татар, всю силу поганую, не оставил ни одного на семена. Отвязывал Илья сырой дуб от левого стремени, да скакал в город Чернигов прямо через стену городскую.
Заехал Илья в город Чернигов, а мужики все черниговские, от первого до последнего, идут в церковь соборную, каются-причащаются, с белым светом прощаются, в чисто поле на войну собираются.
Подъехал Илья к церкви соборной, спускался с добра коня, привязывал добра коня к столбику точёному, к колечку золочёному, входил в ту церковь соборную. Крест Илья клал по-писанному, поклоны вёл по-учёному, поклонился на все четыре стороны, говорил таковы слова:
— Ай же вы, мужички черниговские! Зачем вы каетесь-причащаетесь, с белым светом прощаетесь? Куда, мужички, собираетесь?
Отвечали Илье мужики черниговские:
— Ай же ты добрый молодец заезжий! Не знаем мы, из какой ты земли, какого отца, какой матушки, да каким тебя именем зовут. А под нашим городом Черниговом стоит сила несметная, пановья-улановья, мурзы-бурзы, поганые татарове. Хотят они наш город силою взять, нас всех в полон забрать.
Говорит им Илья:
— Ай же вы, мужички черниговские! Бегите на стену городскую, глядите в чисто поле на поганых татаровей. Стоят они или лежат, и что делают?
Мужики черниговские скорым-скоро бежали на стену городскую, глядели в чисто поле на поганых татаровей, а те все побитые лежат. Спускались мужички со стены, говорили Илье Муромцу:
— Скажи ты, удалой добрый молодец, из какой ты земли, какого отца, какой матушки, каким тебя именем зовут? Живи ты в Чернигове воеводою, суди суды все правильно, а мы тебя будем слушаться.
Отвечал им Илья таковы слова:
— Не дай, Господи, делать холопа из барина, а барина из холопа, да из попа калача, да из богатыря воеводу! Я из города Мурома, из села Карачарова, имя моё Илья Иванович, а зовут меня старый казак Илья Муромец. Не хочу жить у вас воеводою. Покажите мне лучше дорожку прямоезжую к славному городу Киеву.
Говорят Илье мужики черниговские таковы слова:
— Ай же ты, старый казак Илья Муромец! Заколодела та дороженька, замуравела, той дорожкой тридцать лет не езжено. Стоят на той дорожке три заставы великие. Первая застава — топи зыбучие, болота дремучие; вторая застава — широка река Смородина, шириною три версты; третья застава — за той рекой сидит Соловей-разбойник на семи дубах. Зовут того Соловья Одихмантьевич, мимо того Соловья ни пешему не пройти, ни конному не проехать. Свистит злодей по-соловьиному, шипит по-змеиному, да кричит, подлец, по-звериному. От его посвиста соловьиного, да от покрика звериного все травушки-муравушки уплетаются, тёмные леса к земле приклоняются, а что есть людей — все мертвы лежат. Прямоезжая дорожка — пятьсот вёрст, а окольная — вся тысяча. Да лучше ехать тысячу окольной дорожкой, чем пятьсот прямоезжею.
Подумал Илья Муромец думу крепкую:
— Не честь-хвала мне будет богатырская ехать дорожкой окольною Поеду дорожкой прямоезжею.
Видели богатыря на коня сядучи, да не видели едучи, поехал Илья не воротами, а махнул через высокий тын.