Поехал Илья Муромец дорожкой прямоезжею, доехал до топей зыбучих, до болот дремучих. Слез тут с коня Илья — левой рукой коня ведёт, правой рукой дубья рвёт, да мостки кладёт. Проложил Илья дорогу через топи да болота, подъехал к реке Смородине.

Садился Илья на добра коня, да скакал через реку Смородину шириной в три версты. Как оказался Илья на другом берегу, огляделся, а там семь дубов верхушками скручены, устроено на тех дубах гнездо соловьиное, сидит в том гнезде Соловей-разбойник Одихмантьев сын.

Увидал Соловей Илью Муромца, засвистал злодей свистом соловьиным, зашипел шипом змеиным, закричал криком звериным. Травушки-муравушки тут все уплеталися, лазоревы цветочки осыпалися, тёмны лесушки к земле приклонялися. Стал богатырский конь под Ильёй спотыкаться, от крику звериного на колена опускаться. Брал Илья плётку шёлковую, бил коня по крутым бокам, приговаривал:

— Ах ты, волчья сыть, травяной мешок! Что ты на колена опускаешься, что об корни спотыкаешься? Идти не хошь, аль нести не можь? Не слыхал ты посвиста соловьева, да покрика звериного?

Думал Илья тут думу крепкую:

— Всяк человек заповедь кладывает, да не всяк исполняет.

Брал Илья тугой лук, шёлкову тетивочку натягивал, стрелочку калёную накладывал, стрелочке той приговаривал:

— Ты лети, моя стрелочка, повыше леса стоячего, пониже облака ходячего. Пади ты, стрелочка, Соловью прямо в правый глаз, вылети ты, стрелочка, Одихмантьеву в левое ухо, спусти ты его с семи дубов на мать сыру землю.

Полетела стрелочка повыше леса стоячего, пониже облака ходячего, ударила Соловья в правый глаз, вылетела из левого уха. Покатился Соловей с семи дубов на мать сыру землю. Брал Илья злодея за кудри жёлтые, привязвал его к левому стремени. Поехал Илья в Киев дорогой прямоезжею, а Соловей у его стремени волокётся.

Ехал Илья долго ли, коротко ли, наехал в чистом поле на гнёздышко Соловье Одихмантьево. А в гнёздышке соловьем, в палатах белокаменных три дочери его любимые у окошек сидят, в чисто поле глядят. Старшая дочка Илью увидела и говорит сёстрам:

— Смотрите, сестрицы, едет наш батюшка на добром коне, а у левого стремени его мужичина-деревенщина прикован.

Поглядела средняя дочь в окошко и говорит:

— Вижу, вижу, едет наш батюшка на добром коне, а у левого стремени у него мужичина-деревенщина прикован.

Поглядела в окошко младшая дочь его любимая, говорит:

— Едет с чиста поля мужичина-деревенщина на добром коне, а наш батюшка у его левого стремени прикован.

Закричали тут дочери своим мужьям, затьям Одихмантьевым:

— Берите вы, мужья, рогатины звериные, бейте мужичину-деревенщину, отнимайте у него нашего батюшку!

Похватали мужья-зятья рогатины звериные, побежали навстречу Илье-Муромцу отнимать Соловья-разбойника. Говорит им со стремени Соловей:

— Ай зятья мои любимые, не дразните удалого добра молодца. У меня силушки поболе вашей есть, а и меня он в горсти зажал. Бросайте вы рогатины звериные, зовите молодца в палаты белокаменные, кормите яствами сахарными, поите медами стоялыми, дарите дары драгоценные, чтоб отдал вам добром любимого батюшку.

Тут старшая дочь Настасья Соловишна выбегала на широкий двор, поднимала доску подворотную весом девяносто пуд, бросала ту доску Илье в голову. Да Илья знал увёртки богатырские, увернулся от удара того страшного. Догнал Илья Настасью-богатыршу, да пнул злую бабу по широкому заду. Улетела она через двор, там валяется.

Говорил опять Соловей-разбойник:

— Не дразните удалого добра молодца, насыпьте ему чашу красна золота, да другую чиста серебра, да третью скатна жемчуга, чтоб отдал вам любимого батюшку.

Отвечал ему Илья Муромец:

— Не надо мне ни злата, ни серебра, ни скатного жемчуга. Отвезу тебя, Соловей Одихмантьевич, в стольный Киев-град, пред светлы очи князя Владимира. А вы, мужья-зятья, через три дня берите именье богатое, кладите в телеги глубокие, везите в стольный Киев-град. Может, отдам я вам любимого батюшку, злодея-разбойника.

Сел опять Илья Муромец на добра коня и поехал с Соловьем в стольный Киев-град.