Приехал Илья в Киев, да не поспел он к обедне воскресной. Выходил в ту пору славный Владимир-князь с князьями, с боярами из Божьей церкви, приходил в свои палаты белокаменные, в столовую во горенку. Садились они есть да пить, обедать.
Старый казак Илья Муромец приезжал ко Владимиру на широкий двор, становил добра коня посреди двора, да коню наказывал:
— Ай же мой добрый конь богатырский! Береги проклятого Соловья, чтоб не ушёл он от стремени булатного.
А Соловью Илья наказывал:
— Смотри, Соловей, не уходи от коня. От меня, Соловей, никуда не уйдёшь.
Пошёл Илья в палаты белокаменные, в столовую во горенку. Крест он клал по-писанному, поклоны вёл по-учёному, кланялся на все четыре стороны, князю Владимиру в особинку. Стал тут князь Илью выспрашивать:
— Ты скажи, откулешный ты добрый молодец? Какого ты роду-племени, да каким тебя именем зовут, как величают по отчеству?
Говорил ему Илья:
— Сам я из земли Владимирской, из славного города Мурома, из села Карачарова. Именем я Илья Муромец, сын Иванович.
Говорил ему князь Владимир:
— Ай же ты, добрый молодец Илья Муромец! Давно ль ты выехал из славного Мурома, да которой дорожкой ехал в стольный Киев-град?
Отвечал ему Илья Муромец:
— Ай же ты, славный князь стольно-киевский! Стоял я воскресную заутреню в Муроме, а к обедни хотел поспеть в стольный Киев-град, да дорожкой призамешкался. А ехал я дорожкой прямоезжею, мимо города Чернигова, да мимо реки Смородины.
Та речь Владимиру не понравилась. Говорил он Илье таковы слова:
— Что же ты, мужичина, насмехаешься, князю в глаза подлыгаешься! У города Чернигова стоит сила поганая несметная, которой ни серому волку не обскакать, ни чёрному ворону не облететь. А от города Чернигова стоят на дорожке три заставы великие: лежат там топи зыбучие, да болота дремучие, да течёт там широка река Смородина, да за рекой сидит Соловей-разбойник на семи дубах. Той дорожкой прямоезжею никто тридцать лет не езживал. Как же ты, мужичина-деревенщина, там проехать смог?
Отвечал ему на то Илья Муромец:
— Ай же ты, князь Владимир Красно Солнышко! Прибил я ту силу поганую, не оставил ни одного на семена. Через топи я мосточки положил, через реку Смородину меня конь перенёс, а Соловей-разбойник нынче на твоем дворе княжеском, к моему стремени привязанный волокётся.
Вскочил тут Владимир на резвы ножки, кунью шубку накинул на одно плечо, соболью шапку набросил на одно ушко, побежал на широкий двор смотреть Соловья-разбойника. Увидал Владимир Соловья посреди двора, к левому стремени прикованного, говорил Соловью таковы слова:
— Засвищи-ка ты, Соловей, по-соловьему, закричи, собака, по-звериному, потешь князя с боярами.
Отвечал ему на то Соловей-разбойник:
— Не у тебя, князь, я нынче кушаю, не тебя слушаю. Кушал я нынче у старого казака Ильи Муромца, его и послушаю.
Говорит Владимир Илье:
— Ай же ты, старый казак Илья Муромец! Прикажи-ка Соловью засвистать по-соловьему, закричать по-звериному, потешить князя с боярами.
Говорит Илья Соловью:
— Засвищи-ка ты, соловей в полсвиста соловьева, закричи в полкрика звериного.
Говорит ему Соловей Одихмантьев сын:
— Ай же ты, старый казак Илья Муромец! Раночки мои кровавые запечатались, не ходят мои уста сахарные, не могу засвистать я по-соловьиному, не могу закричать по-звериному. Вели-ка ты Владимиру налить мне чару зелена вина. Как выпью я ту чару, раночки мои распечатаются, расходятся уста сахарные, засвищу я, потешу князя с боярами.
Говорит Илья тут князю Владимиру:
— Ай, Владимир, князь стольно-киевский! Ты поди в столовую во горенку, наливай Соловью чару зелена вина, да не малую стопу, а в полтора ведра.
Тут Владимир шёл в столовую во горенку, наливал он чару зелена вина в полтора ведра, разводил медами стоялыми, подносил Соловью-разбойнику. Соловей принимал ту чарочку одной рукой, выпивал ту чарочку одним духом, да как засвистит он по-соловьему, как зашипит по-змеиному, как закричит по-звериному.
Тут все травушки-муравушки уплеталися, лазоревы цветочки осыпалися, в теремах маковки покривилися, стёклушки в домах из окон посыпались, бабы брюхатые разродилися, кобылы жеребые жеребилися, князья да бояре все по двору лежат, князь Владимир за Илью зацепился, на колена повалился, куньей шубкой приукрылся.
Говорит Илья Соловью таковы слова:
— Ах ты, Соловей Одихмантьев сын! Велел я тебе свистеть в полсвиста, да кричать в полкрика, а ты свистел с целый свист, да кричал в целый крик! Полно тебе слезить отцов-матерей, полно вдовить жён богатырских, полно сиротить малых детушек!
Кладёт Илья Соловья на плаху дубовую, хочет рубить ему буйну голову. Взмолился тут Соловей-разбойник:
— Ай же ты, солнышко Владимир-князь! Ай же, старый казак Илья Муромец! Не рубите мне буйну голову, отпустите меня на волю вольную. Я повыстрою вокруг Киева сёла с присёлками, улицы с переулками, города с пригородками, монастыри богомольные!
Говорит ему Илья Муромец:
— Не строитель ты, Соловей, а разоритель! Разоришь ты и сёла с присёлками, и города с пригородками, и монастыри богомольные.
Отрубил Илья Соловью буйну голову, бросил чёрным воронам на расклевание, тело белое бросил зверям на растерзание. Тут Соловью и конец пришёл.
А через три дня приезжали в Киев дочки да зятья Соловьиные, в глубоких телегах привозили имение богатое, выкупать милого батюшку, Соловья-разбойника. Владимир Красно Солнышко на то имение было позарился, а Илья Муромец ему говорил таковы слова:
— Ай же ты, Владимир, князь стольно-киевский! Не ты им приказывал, не тебе их голыми-босыми назад отпускать.
А зятьям-дочерам Соловьиным говорил он таковы слова:
— Отрубил я злодею буйну голову, не видать вам вашего батюшку вовек. Катите назад своё имение богатое, оставлено оно вам на житьё-пропитанье до смерти, чтоб не ходить вам по миру, не скитаться.