Ездил старый казак Илья Муромец по Руси великой, да наехал на чудо чудное. Лежит на дороге бел горюч камень, Алатырь называется, а на камне том три надписи. Написаны в тех надписях таковы слова:

Стал Илья думать думу крепкую:

— На что мне, старому, богатым быть? Своего богатства у меня никогда не было, а чужое мне на старости лет не надобно. Да на что мне, старому, женатым быть? Молодую взять — чужая корысть, а старую я и сам не возьму. Поеду туда, где убитым быть.

Поехал Илья Муромец направо. Доехал Илья до леса тёмного, выскочили на него из тёмного леса сорок разбойников. Говорил им Илья, приговаривал:

— Ай же вы, страннички-разбойнички! Вам убить-то меня, старика, славы нет, а отнять у меня нечего — вам и корысти нет. Всего-то у меня денег в карманах семь тысячей, да тесьмяна узда на коне в одну тысячу, да ковано седло в десять тысячей. А коню своему я и цены не знаю, в гриве-то у него скатен жемчуг, а промеж ушей горят камни самоцветные, не для красы-басы, а ради тёмной ночки осенней, чтоб видеть куда идёт конь мой добрый.

Отвечали ему на то разбойники:

— Ах ты, старая собака, насмехаешься! Что с тобой долго разговаривать!

Да набросились на Илью Муромца.

Соскочил тут Илья с добра коня, снял шапку с буйной головы, стал он шапкой своей помахивать. Куда махнёт — там улица, назад отмахнёт — переулочек, разметал он все сорок разбойников.

Поехал Илья назал к Алатырь-камешку, стирал он надпись старую, писал надпись новую:

“Ездил направо Илья Муромец, а убит не бывал”.

Поехал Илья дорожкой прямою, где женатым быть. Долго ли, коротко ли, видит: стоит посреди чиста поля широкий двор, на том дворе высокий терем — палаты белокаменные, в те палаты ведёт резное крыльцо узорчатое. На том крыльце стоит красна девица, коса русая до пояса, говорит Илье таковы слова:

— Ай же ты, удалой добрый молодец! Ты пожалуй ко мне во высокий терем, напою-накормлю тебя хлебом-солью.

Сходил Илья с добра коня, оставлял он коня не привязанного, поднимался на крыльцо узорчатое, заходил с красной девицей в высокий терем. Садились они за столы дубовые, ели-пили весь долгий день до вечера.

Под вечер выходит душечка красна девица из-за стола, говорит старому казаку Илье Муромцу:

— Ай же ты, удалой добрый молодец! Не пойдешь ли ты в спаленку тёплую, на кровать тесовую, на перину пуховую — спать-почивать после дальней дороженьки.

Повела девица Илью Муромца в спальню тёплую, подвела к кровати тесовой, говорит:

— Ты ложись, добрый молодец, к стеночке, а я-то лягу с краешку.

Отвечает ей Илья Муромец:

— Нет, ложись-ка ты, краса-девица к стеночке, а мне, старику, с краешку удобней спать.

Схватил он девицу да кинул на перину мягкую. А кровать та оказалась подложная, провалилась она в погреба глубокие, а с нею и обманщица красна девица.

Выбегал тут Илья на улицу, нашел двери того погреба глубокого, колодьем-то они завалены, песками-то они засыпаны. Илья колодья ногами распихивал, пески руками распорхивал, пинал он двери кованые, вышибал из крюков, из замков булатных, выпускал на Божий свет сорок царей да царевичей, сорок королей-королевичей, сорок сильных могучих богатырей. А той обманщице красной девице рубил с плеч буйну голову.

Садился тут Илья Муромец на добра коня, возвращался к Алатырь-камешку, стирал надпись старую, писал надпись новую:

“Ездил прямо Илья Муромец, а женат не бывал”.

Поехал тогда Илья по последней дороженьке — где богатым быть. Долго ли, коротко — наехал на три погреба глубокие. Пошёл Илья в те погреба, видит — в них злата да серебра, да белого скатного жемчуга несметные сокровища. Раздарил Илья красно золото нищей братии, чисто серебро раздал каликам да богомольцам, на круглый скатный жемчуг понастроил церквей да монастырей, а себе ничего не оставил.

Вернулся он к Алатырь-камню, стирал надпись старую, писал надпись новую:

“Ездил налево Илья Муромец, а богат не бывал”.

На том поездки Ильи Муромца и закончились.