Любил собирать Владимир князей, богатырей и богатых гостей у себя в Киеве и заводить пиры и гулянья. Как-то раз завел Владимир почестной пир, и было на том пиру много князей-бояр да могучих богатырей. Все на этом пиру напивались, наедались, начали хвастать. Один хвастает золотой казной, другой широким двором, тот хвастает добрым конем, а этот хвалится силой богатырскою. Дурак хвастает молодой женой, а умный хвастает старой матушкой.
Один богатырь сидит на пиру, не пьет, не ест, не хвастает, голову седую повесил, думу думает. Звать того богатыря — старый Данила Игнатьевич. Не понравилось это Владимиру, подошел он к Даниле, спрашивает:
— Что ж ты, Данилушко Игнатьевич, не ешь, не пьешь, не хвастаешь?
Встал тут старый богатырь Данила Игнатьевич, снимал с головы шапку-мурманку, поклонился князю Владимиру, и говорит:
— Чем же мне, великий князь, хвастаться? Нет у меня ни широкого двора, ни золотой казны. А силу мою ты и сам знаешь — пятьдесят лет я тебе служил, Русь от орды неверной охранял. А теперь мне девяносто лет, хочу я в келье монастырской запереться, спасти душу грешную. Благослови меня в старцы постричься, в монахи убраться.
Отвечает ему Владимир:
— Ай же ты, старый Данила Игнатьевич! Не благословлю тебя в старцы постричься. Как проведают все орды неверные и короли нечестивые, что на Руси богатыри постригаются, станут они над нами нахальничать, а то и войной пойдут.
На то говорит ему Данила Игнатьевич:
— Есть у меня молодой сын Михайлушка шести годов. Пока проведают короли, пройдет шесть лет, да пока на войну снарядятся, пройдет еще шесть лет, а он к тому времени станет посильней меня.
Делать нечего, отпустил Владимир Данилу в монастырь, спасать душу грешную.
Как прошло три года, проведал ордынский царь про данилин постриг, а как прошло шесть лет, снарядился он на Русь воевать. Собрал он силу несметную — чёрному ворону в весенний день не облететь, серому волку в осеннюю ночь не обежать. Сам собака ордынский царь на Киев-град вооружается, хочет Киев-град со щитом взять, всех князей-бояр повырубить, Владимира хочет под меч склонить, голову отрубить, а княгиню Апраксию за себя взять. Хочет голову князя Владимира левой ногой попинывать, а правой рукой княгиню Апраксию по груди поглаживать.
Проведал про то сам князь Владимир. Собрал он в Киеве почестной пир, многих князей и богатырей позвал. Князья да богатыри напивались, наедались, нахвастались. Говорит им тогда князь Владимир:
— Ай вы, князья да бояре, могучие богатыри! Кто бы из вас поехал в чисто поле к войску нечестивому? Кто бы это войско пересчитал, переметал, мне бы весточку принес на золотой стол?
Князья-бояре засмущались, больший хоронится за среднего, средний за младшего, а с младшего и ответа нет. Вставал тут молодой богатырь из-за стола дальнего, незнатного, по имени Михайло Данилович, снимал с головы пухову шапку, говорил князю Владимиру:
— Ай же ты, князь стольно-киевский! Благослови меня ехать в чисто поле к войску нечестивому. Благослови силу ту пересчитать, переметать, привезти тебе весточку на золотой стол.
Отвечает ему князь Владимир:
— Ты молодежь, глуздырь не попурхивай, есть и посильней тебя.
А было Михайле Даниловичу тогда возраста всего двенадцать лет. Просит князь Владимир во второй раз:
— Ай же вы князья-богатыри! Кто поедет войско поганое посчитать, принести весточку на золотой стол?
Опять большой прячется за среднего, средний за малого, а с малого и спроса нет. Опять поднимается молодой Михайло Данилович, просит отпустить его в чисто поле. А Владимир ему на то отвечает:
— Ты возрастом-то маловат, а разумом-то глуповат, потеряешь свою буйну голову. Не пущу тебя в чисто поле.
Не понравилось то Михайле Даниловичу, пошел они из палаты узорчатой, хлопнул дверью точёною. Так хлопнул, что косяки покосилися, запоры крепкие поотпиралися. Поехал он на двор к своей матушке, оседлал добра коня, да поехал в чисто поле. Не через ворота поехал, а махнул через высокий тын, только его и видели.
Едет Михайло в чистом поле и горюет, что не получил он благословенья в поход идти. Решил Михайло заехать в монастырь к своему отцу, получить благословенье отеческое.
Встречает его у монастыря старый Данила Игнатьевич и спрашивает:
— Куда ты, Михайлушка, собрался?
— Собрался я в чисто поле, силы неверные пересчитывать, — отвечает ему Михайло.
Говорит ему тогда отец:
— Мал ты еще годами, Михайлушко, только двенадцать тебе лет. Потеряешь ты головушку в чистом поле, не пущу тебя силу вражескую мерять.
Не понравилось то Михайле Даниловичу, стегнул коня и поскакал в поле. Видит Данила — не удержать ему сына. Крикнул тогда ему:
— Стой, Михайло, придержи коня. Послушай моего благословенья отцовского. Как поедешь в чисто поле, найди холм крутой, Бугор-гору. Как взойдешь на Бугор, зови Бурушка косматого. Прибежит к тебе конь косматый. Потом копай вглубь пять локтей, найдешь там сбрую да оружие богатырское.
Поехал Михайло на Бугор-гору, крикнул Бурушка косматого. Прибежал к нему могучий конь, говорит ему Михайло:
— Служил ты моему батюшке, послужи теперь Михайлушке.
Стал он копать мать сыру землю на пять локтей, откопал сбрую и доспехи богатырские. Поехал он в чисто поле, засвистела у него в руках палица боевая, засверкала сабля острая. Заговорил тут Бурушка человеческим голосом:
— Михайлушко Данилович, не давай своему сердцу воли вольной, не заезжай в серёдку войска вражеского, а руби ты с одного края.
Поехал Михайло Данилович к войску поганому, стал рубить его с одного края. Сёк-рубил он силу вражескую, отдыха не знал. Говорит ему тут Бурушка:
— Хозяин мой любимый! Затекли мои очи ясные кровью поганою. Не могу носить тебя более, отъедь ты от войска татарского.
Отъехал Михайло Данилович от войска поганого под Бугор-гору, стал сам есть и пить, насыпал коню пшеницы белояровой, накрошил ему калачиков крупивчатых, а затем завалился спать. Спал Михайло три дня и три ночи, а конь его Бурушка в это время ходил на Бугор-гору, глядел на войско нечестивое. Увидел конь, что поганые делали, копали три рва глубоких, ставили на дно рогатины звериные, поверху затягивали полотнами холщовыми, засыпали сверху песками жёлтыми.
Очнулся Михайло от крепкого сна, видит — стоит конь его понурившись, уши у него повешены. Говорит ему Михайло:
— Ох ты волчья сыть, травяной мешок! Ты чего стоишь понурившись? Почему пшеница у тебя не едена, калачики не тронуты?
Говорит ему добрый конь, Бурушка косматый:
— Молодой Михайло Данилович! Недосуг мне было ни есть, ни пить. Скакал я на Бугор-гору, смотрел на войско нечестивое, увидел что делали татары поганые. Копали они три рва глубоких, ставили на дно рогатины звериные, затягивали полотнами холщовыми, засыпали сверху желтым песком. Ловить станут они добрых молодцев да могучих богатырей.
Тут у Михайлы Даниловича сердце разгорелось, седлал он добра коня да поехал рубить силу татарскую. Начал он рубить с одного края, да стал бить коня плеткою шелковою по крутым бокам. Говорит ему на то добрый конь:
— Ай ты молодой Михайло Данилович! Ты не бей меня по крутым бокам, дай мне вольно глядеть да скакать куда надобно.
Но Михайло его не послушался, а добрый конь заупрямился, захватил узду и понес Михайлу неволею в самую середку войска татарского. Наскочил Михайло на подкопы глубокие. Первый ров он перескочил, и второй перескочил, а третий не заметил да замешкался, и в третий ров обрушился. Упал конь с Михайлой между рогатин. Налетели на Михайлу татары, словно вороны, поднимали изо рва. Конь его в это время выскочил из подкопа и побежал к Бугру-горе, встал там и смотрел, что татары с его хозяином делали.
А татары поганые связали Михайле руки веревками шелковыми, сковали ему ноги железом кованым и повели к царю поганому. Говорит ему царь:
— Послужи мне, молодой Михайла Данилович! Награжу тебя золотой казной несчетною.
Говорит ему на то Михайло:
— Ах ты, царище поганое! Кабы была у меня сабля острая, послужила бы она мне, отсекла голову твою нечестивую!
Вскричал тогда царь татарский свои слугам:
— Ведите-ка его к плахе липовой, отрубите-ка голову молодецкую!
Взяли Михайлу слуги царские, повели к плахе липовой. Расплакался Михайлушке, взмолился к Господу Всевышнему:
— Выдал меня ты, Господи, неверным на поругание, хоть я и стоял за веру христианскую.
Отвечает ему голос с небес:
— Потяни, Михайло, ручки белые, порасправь ножки резвые.
Потянул он ручки белые, порасправил ножки резвые. Лопнули веревки шёлковые, поломались железа кованые, стал Михайло свободным. Прихватил он ось тележную, да стал той осью помахивать, силу татарскую побивать.
Увидал то Бурушка с Бугор-горы, прибежал к хозяину любимому. Вскочил тогда Михайло Данилович на своего коня, стал он силу татарскую сечь да рубить. Перебил все войско, переписал всю силу несметную, прибил и царя татарского, отсек ему голову, привязал к седлу и поехал к князю Владимиру с весточкой.
Едет он по чисту полю, а навстречу ему идет старик с клюкой. Как увидал старик всадника, кричит ему:
— Ах ты, татарин поганый! Побили вы моего сына Михайлушка! Подойди сюда, я тебя клюкой рассеку вместе с конем надвое!
Отвечает ему на то Михайло:
— Откинь, старик, свой монашеский колпак, да посмотри на меня! Я твой сын Михайло! Ездил я на войско татарское, посчитал всю силу поганую, да голову царя ихнего везу князю Владимиру вместе с весточкой. А ты, отец Данила Игнатьевич, возвращайся в келью монастырскую молить бога по-прежнему.